back

Как я связался с группой «Kürten»

Где-то в середине 1998-го года я почувствовал, что не могу больше вести жизнь профессионального музыканта. По крайней мере, ту её разновидность, в которую сам себя загнал за последние 3-4 года. Что есть формальный профессионализм? Образование + заработок, верно? Позади у меня были музучилище, где меня зачем-то заставляли играть на электрогитаре скрипичные концерты Баха, десяток мурманских команд и бесчисленное множество шведских кабаков, станций метро и просто уличных углов. В голове скопилось за сотню английских и американских песен, что само по себе было полезно. Ещё у меня была чёрная гитара неизвестной национальности за 2000 крон, от которой периодически отваливались различные части и которой я до сих пор благодарен как кормилице и верному спутнику. Сейчас она более-менее на пенсии, кроме тех случаев, когда надо записать чего-нибудь такое ярко индивидуальное, дребезжащее. Географически я находился в юго-восточном конце Швеции, в городе Лунде. Через пролив было недалеко до Копенгагена. В Копенгагене была похожая на рай Кристиания, где есть ларьки с грибами и длинными толстыми косяками. Вокруг расстилались поля репы и ещё чего-то, с жёлтыми цветочками. В городе жили 90 тысяч населения, ожидаемого провинциализма не ощущалось по причине присутствия тут древнего университета со своими 35 тысячами студентов изо всех уголков Обитаемого Мира, даже из Узбекистана. Я решил притормозить, завязать с трубадурством и сконцентрироваться на том, ради чего, по большому счёту, и начал когда-то свои странствия.

Несколько кругов вокруг местной музыкальной тусовки. В воздухе до сих пор носился надоедливый дух бритпопа. Высокопарное объявление по-английски.
Анди, ты очарователен во всех возможных смыслах, кроме одного. Матс, ну зачем ты накупил эту гору аппарата за последние 15 лет, ты всё равно с ним ничего не делаешь. Пятый барабанщик за два месяца – ну что за испорченный народ… В общем, обычная канитель, неизбежная и совершенно космополитичная.

Я забрёл на какой-то сборный концерт. На сцену вылез какой-то «Kürten». Я пошёл было за пивом, но моё внимание привлёк их фронтмэн (Адам, как я узнал позже). Он выглядел как полковой барабан, то есть был раскрашен в красные и чёрные клинышки. Когда они начали играть, мне расхотелось идти за пивом и вообще куда-нибудь.

Не знаю, как объяснить – я сразу почувствовал, что эти люди СВОБОДНЫ. От всей этой херни со стилями, современностью, профессионализмом и всем таким прочим. А когда человек свободен, у него отпадает необходимость врать. Я верил каждому звуку, который они извлекали из тех вещей, на которых играли (в основном это был разного рода металлолом).

Потом я каким-то образом пересёкся с Адамом – он пришёл поиграть на перкуссии с той командой, с которой я вошкался тогда, от нас как раз ушёл очередной барабанщик. Меня впечатлил душевный класс этого человека – у него потрясащая харизма, он порой действует на меня, как прозак. После одной из репетиций мы пошли на совместную пьянку, там я познакомился с Мартином и Давидом. Ну, туды-сюды, Стакан велик, песни на гитаре (хотя у них это куда менее популярно, чем у нас), чего я там распевал? REM, казацкие, чего-то своё даже… В общем, через пару дней, как раз когда мой бодун соизволил убраться на хер и позволил мне опять общаться с народом, Адам позвонил и предложил поджемовать.

Когда мы начали, роли как-то сами собой распределились таким образом, что Давид оказался за барабанами, Мартин брался то за бас, то за клавиши, а Адаму досталась гитара. Никто из них не являлся специалистом в вышеназванных инструментах. У меня почти сразу появилось и стало расти чувство, что это не какой угодно обычный джем. Через некоторое время чувство позволило себя сформулировать – эти люди не извлекали ни одного неправильного звука. Я не имею в виду какой-то формальный профессионализм, но тут явно присутствовал профессионализм духа, каждый из них знал, что он хотел услышать и что мог произвести.
После пары часов атональных завихрений кто-то предложил сыграть какую-нибудь песню. Попробовали «Мы – все», тогда ещё по-английски, я уже понял, что риффы намного дороже их сердцам, чем аккорды; потом «Жопа», потом что-то ещё…

На тот момент мои поиски надёжных контактов между корнями и ветками, сутью и оболочкой, базисом и надстройкой, условностью и искренностью, и т.д. привели к тому, что ближе всего мне было то пуристское отношение к саунду и музыканству, какое присуще Neil Young'у, Patti Smith, The Bad Seeds и тому подобным. Так вот, мне не понадобилось ничего объяснять этим шведам, кроме формы песен – я увидел, как мои голые детки одеваются именно в те одежды, в которых я мечтал их видеть. Мне не понадобилось загрязнять воздух всякими там именами и названиями стилей – они, по всей видимости, следовали тому, как они воспринимали сверхвербальную энергетику в песнях – я всегда верил, что она там есть, и теперь я получал подтверждение! В общем, всем стало ясно, что контакт есть, и мы решили, что это достойно продолжения.

Сперва я пел по-английски, но довольно быстро до меня дошла абсурдность этого занятия, и вернулся к родной речи, что было не менее абсурдно, учитывая все практические обстоятельства, но чувствовалось правильней. Они считали, что так просто-напросто звучит лучше. Из реакции публики на первые выступления следовало то же самое. Публика явно воспринимала всё это дело как нечто экзотическое, а то, что о чём поют – неведомо, позволяло людям выстраивать свои собственные настроения – примерно как мы все делали, когда проводили отрочество с англоязычной музыкой. Только было ясно, что контракта с таким кредо тут не дождаться. Что остаётся сказать в таком случае? Правильно: ну и хрен с ним.

О современной русской культуре шведский народ не знает почти ничего. Адам является гордым обладателем пары кассет с Высоцким, что явно позволило ему определить своё отношение к тому, что делаю я. Некоторые особо продвинутые индивиды слышали, что есть эта, как её… Пюгачова? Моим сотоварищам, при всей их осведомлённости в различных аспектах поп-культуры, сложно понять причины популярности БГ, ДДТ, МТ и т.д. Им понравились «Вежливый Отказ» и «Нигредо» Сергея Калугина, но последнего мы видели в «Свалке» недавно, с его «Оргией», и мои орлы были удивлены, как этот человек может делать то, что выглядит как пародия, но, увы, ей не является.

По-русски они ни бум-бум, я перевожу им песни, если они просят, что они делают далеко не всегда. Из них им больше всего нравятся либо построенные на риффах, желательно на одном, типа «Я Буду», либо те, где поменьше аккордов да побольше драйва. Насколько я понимаю, они воспринимают более-менее «традиционные» гамонически-мелодические построения как скучную банальность, что ясно проявляется в их собственной музыке – вот пара иллюстративных Адамовых высказываний: «…все эти буржуазные песни с аккордами и всем прочим…», «Минимализм – это сложно первые 15 минут, а потом становится хорошо».

У «Kürten» тут имеется узкий, но преданный круг поклонников, которые ходят на их концерты, покупают пластинки, пишут длинные восторженные рецензии в фанзинах, и т.д. К нашему сотрудничеству они отнеслись очень даже благосклонно – мне слегка повезло, то есть мне с самого начала досталось некое количество людей, которые будут приходить и слушать. С их точки зрения, это была абсурдная выходка, вполне в эксцентричном духе «Kürten» - связаться с русским трубадуром, как тут на полном серьёзе называют авторов своих песен с гитарами.

Эта банда существует где-то лет 8-9, в одном составе – Адам Перссон, Давид Олауссон и Мартин Юрт. К этим трём время от времени прибивались всякие другие люди. Я слушал их ранние записи – в отрочестве им явно очень нравились «The Cure» и прочая готика, песни у них были по-английски, позже они перешли на свой родной, как это часто бывает с местными песнописцами. У них осталось несколько англоязычных вещей в репертуаре, но сейчас это либо полуковры-полупародии, вроде «Fuck», которую кое-кто мог слышать на наших концертах в Питере и Москве, либо коллажи из разных культовых текстов – Bukowski, Kerouack, ”Housekeeping in Spanish”, в таком духе.

Описывать их теперешнюю музыку я не берусь – я ни разу не слышал, чтобы их напрямую с кем-то сравнивали (если они когда-нибудь соберутся поехать в Россию со своей программой – тогда точно, у наших критиков это самый популярный литературный прием, если они чего-то не догоняют; мне приходилось читать и слышать, что мои песни похожи на песни Летова, Гребенщикова, Шумова, Ревякина, «Чайф», «Кино», «КиШ», Чернецкого, Наумова, Науменко и Чижа. Пиздец какой-то, при всём моём уважении к вышеперечисленным мужам). Слава Богу, что мы с «Kürten» сходимся в том, что там, где есть высказанная стилевая ограниченность, искусство превращается в упражнение, а достойное внимания название стиля – имя артиста. В том, что они делают, органично сосуществуют сюрреалистический декаданс и неприятие свойственного «поколению Икс» убеждения, что серьёзность – признак плебейства и отмороженности.

В общем, всё прекрасно и замечательно, но, к сожалению, Швеция – такая страна, где очень хорошо репетировать и записываться, но, вопреки тому, что может казаться из России, играть тут, по большому счёту, негде. Это не Англия и даже не Германия, и клубная сцена существует тут на зачаточном уровне, при том что плотность музыкантеров, к чему-то стремящихся, на условную единицу площади, тут на порядок выше, чем в России. Последствия уклона в сторону социализма – атмосфера в стране напоминает эдакий дом престарелых – вот тебе крыша, вот постелька мягкая, вот покушать, можно даже пивка слабоалкогольного (грешок дозволительный, улыбочка), а вот и кружок по интересам. К рок-музыке в частности и к искусству в целом отношение как к последнему. Это можно понять – создать такие условия, чтобы все могли себе позволить пристойный минимальный уровень жизни, очень сложно, такое мало где есть, это требует сознательно дисциплинированного труда многих поколений, а чтобы ещё и развлекаться при этом серьёзно – уже из области ненаучной фантастики. Нет на этой планете мест, где ВСЁ хорошо, чего-нибудь да не хватает. Что там, говорите, между рождением и смертью? Длиннющий КОМПРОМИСС…

Мы до самого последнего момента не думали о поездке в Россию как о чём-то возможном, но в итоге оказалось, что это – вопрос, как, к сожалению, и многое другое, денег. И личного энтузиазма. Но не более. Мои шведы, кажется, не верили в это до тех пор, пока я не приехал из Москвы, окосевший от пива и общения с арт-директорами, и не сообщил им даты концертов. Мы купили по объявлению старое «Вольво» за 6000 крон… Но это – другая история, некоторые моменты этой, так сказать, гастроли заслуживают отдельного описания.

2001

back