back

(оригинал)

Василий К в гостях у Шведской Пальмы.
О жизни русской рок-музыки в Швеции.
2 февраля 2004. Интервью.

Василий К или Отец Василий - русский рок музыкант, живущий в Лунде (Швеция).

Pavel Mesolik: Если бы для знакомства потребовалось в пяти пунктах описать свою биографию, что бы ты включил, как наиболее значимые события в жизни?

2. Теперь ты в армии, на х. ((с) Сергей Калугин). Там было много вещей, которые меня порядком удивили. Если вычленить самое главное, то получаются два момента. Первый: когда я туда попал, то был более-менее уверен, что понятия о добре и зле, которые у меня к тому моменту имелись и которые сложились, скажем, у мальчика из порядочной интеллигентной семьи, достаточно универсальны. Щас. Меня потрясло, что можно быть лжецом, лицемером, немотивированно злой и жестокой тварью, и – вопреки, или благодаря этому, пользоваться уважением окружающих. Второй момент – то, что более чем двухгодовое пребывание в этом уродливоискажённом мирке меня особо не изменило, я ушёл оттуда с той же настройкой моего морального закона, с какой пришёл, зная только, что она не универсально объективна. Если проще – я решил, что мудаки могут быть мудаками, а меня это не фачит, даже если так легче.

Кроме того, там всё равно было много красивого – людей, мест, вещей, красота которых непобедимо прорастала сквозь всякое дерьмо.

3. Осенью 1993-го панели под ногами как-то враз разошлись – было несколько обстоятельств, благодаря которым я почувствовал себя на дне. Среди них были дезинтегрированная личная жизнь и неприглядный видок московского попсового шоубиза с близкого расстояния. Ну, раз дно, так оставалось лечь на него и, как говорится, ждать, что снизу постучат... ну, не так буквально, конечно, но я понял, что с собой надо что-то делать. Совершенно новый взгляд на песнеписание сформировался буквально за пару месяцев, и в течение этих месяцев со мной были, прежде всего, Владимир Высоцкий, Леонард Коэн и Ник Кейв.

5. В 1992-м я прошёл сквозь ярчайшее и, как я был много лет уверен, разрушительное любовное приключение, с самых нежных мест моей души были содраны все защитные покровы. Мне показали, среди всего прочего, что такое Женщина, и какое я на самом деле маленькое и ничтожное существо. Одиннадцать лет спустя мы, чуду благодаря, встретились вновь, и я понял, что мне тогда просто дали место для роста. Мои лучшие песни – про неё.

PM: На твой вопрос: Не догадывался, по аналогии своих пяти спросил. Даже не странно, что почти все совпадают. И, исходя из собственно-пережитого, предлагаю продолжить знакомство с твоим творческим...

Думая об удачных бардах, рисуется простая закономерность: чем больше человек успевает сочинить и спеть за жизнь, тем весомее и популярней его вклад. Количество перерастает в качество потому, что больше шансов встретиться такому произведению, которое зацепит конечного слушателя. Наш уважаемый Володя Высоцкий, к примеру. «Ой Вань, смотри на акробатика!» - первый раз в детском возрасте. «Ах, вы кони мои привередливые» - переосмысление приуроченное к совершеннолетию. «Дом хрустальный на горе для нее» - сродни твоему 1992-у, в пятом пункте. И много еще, между и после.. Но удивляет то, что до сих пор встречаю песни, которые слышу впервые. Невольный вопрос возникает: Когда же он успел столько написать? И какое вдохновение надо иметь, чтобы так много и так удачно? Ты что думаешь? (Швеция способствует?)

VK: Теоретически, наверное, такая закономерность имеет место быть – в какой-то степени, но я не рискнул бы утверждать, что это условие ультимативно необходимо. Да, у Высоцкого, кажется, что-то около 600 - 700 песен. Примерно столько же у Боба Дилана. А вот у Коэна и сотни не наберётся. При этом популярность и весомость его вклада не подлежит сомнению, он один из столпов того, что называется singer-songwriter tradition. Тут вспоминается такой диалог, произошедший между двумя последними: ”- Леонард, вот эта твоя песня, которую я сегодня пел, Hallelujah, сколько времени у тебя на неё ушло? – Лет пять, наверное... а вот скажи, Боб, ты Tales Of Yankee Power сколько сочинял? – Ну, минут пятнадцать...” Вообще, мне кажется, что у таких плодовитых авторов своих песен, как Высоцкий, Дилан, или там Нил Янг или Джонни Кэш количество проходных вещей вполне пропорционально общему объему. Например, мне сложно считать хорошими песнями все те блатные стилизации, которые Высоцкий во множестве натворил в молодости; то же могу сказать о ”христианском” периоде Дилана, с середины 70-х и до конца 80-х.

Насчёт «Швеция способствует» – не совсем понял, чему? Ну, предположим, песнеписанию... Конечно, способствует во многом. Во-первых, она даёт мне более широкую перспективу во взглядах на человеческие отношения в первую очередь, которую трудно или невозможно приобрести, сидючи в России. Во-вторых, я тут отдыхаю от российского ”культурного шума”, который может быть весьма навязчивым и раздражающим – замечаю в конце каждой гастроли, что начинаю «вестись». В-третьих, у меня в Швеции куда больше свободного времени, сам представляешь – темп жизни в Москве или Лунде; а чтобы пошла «потная волна», как говорят старики на Руси, мне праздность просто необходима.

PM: Если позаимствовать вопрос Дилана, адресованный Коэну… Хорошо зная твой репертуар, интересуюсь: На создание какой песни ушло больше всего времени? И соответственно – меньше всего?
И на эту же временную тему: Какова история «Собак» (Hundar)? В ней довольно душевно проведена интеграция шведского и русского языка, участвовал Глеб Мейлер. Как все было?

VK: Дольше всего я возился, пожалуй, с ”Временем Пиджаков” – больше полугода. Первая фраза и мелодия, соответствующие настроению, появились почти в тот же момент, в который я понял, что настроение это требует оформления в словах и звуках. Остальные слова ползли мучительно долго, и, казалось, у каждого было извинение – типа, поезд опоздал, пробки в центре, мама заболела или просто бодун был страшный. К тому же, это был тот случай, когда музыка целиком формируется ещё в отсутствии текста, и его приходилось крутить и резать, чтобы строчки органично легли в свои ниши.

”Собаки”, напротив, были готовы в четверть часа. Я долго не понимал, о чём она и откуда взялась, я просто чувствовал, что энергетика в этой песенке – продолжение моего организма. Какое-то время спустя я обнаружил, что собаки эти – мои разнообразные несовершенства, а картинка эта, скорее всего, родом из детства – вспомнил, как бродил среди заброшенных полуразвалившихся домов на окраине моего родного Мурманска и был внезапно атакован стаей полудиких дворняг.

С Глебом я познакомился в 95-м, и мы сразу почувствовали родство душ, да будет ему земля пухом. Он в то время увлекался переводами Высоцкого на шведский, ему понравились мои песни, и он перевёл некоторые из них. Мы даже выступили несколько раз во всяких местах в Стокгольме, я пел куплет по-русски, потом Глеб – по шведски... Кайфовое время было, масса вдохновения, веселья, амурных историй, виски, гашиша и вообще романтики. Когда я связался с Kurten и мы начали репетировать русскоязычные вещи, я предложил сделать похожий расклад; только петь весь текст ”Собак” дважды представилось слишком затянутым, и Адам Перссон выбрал те шведские куплеты, с которыми он мог как-то ассоциировать свою капризную творческую персоналию. Вот и получилось, что получилось.

PM: Понятно, что место проживания, окружающие люди и события влияют на творчество. Что изменилось в Швеции, если сравнить с тем, как было в момент приезда? Какой сейчас видится Россия? Возвращаться не планируешь?

VK: Первый раз я тут очутился в конце 94-го, и, конечно, с тех пор моё восприятие этой страны повернулось ну не на 180 градусов, но где-то близко. Тогда мне казалось, что тут веселее и живее и вообще есть больше чем заняться, по сравнению с Россией. Теперь мне понятно, что всё это было внутри меня, моё состояние – Швеция и шведы были для меня приключением. Сейчас Россия для меня приключение; наверное, цикл у меня такой... С той долей объективности, с какой я могу судить, Швеция за эти годы не особо изменилась, может, стала немного жёстче. Россия же меняется с потрясающей скоростью, я там не был четыре года, и когда приехал туда летом 2001-го, чтобы устроить нашу первую гастроль, то просто ходил и удивлялся. Ладно, я не буду тут распространяться насчёт общих мест, хорошо известных всем эмигрантам. О политике и экономике пусть говорят те, кто думают, что в них разбираются. Конечно, Россия сейчас – жестокая страна, прежде всего в том, как люди относятся друг к другу, там много уродливого и откровенно инфернального. Также, как и яркого, тёплого и красивого. Вот, типичная тривиальность (что не мешает ей соответствовать действительности) – у русских плохо с серединой, вечно то абсолютный минус, то абсолютный плюс. Упрощая, я могу сказать, что сейчас мои симпатии и антипатии распределены между этими странами примерно поровну. Меня на данный момент вполне устраивает, что я делю моё время также поровну между ними, и порой непонятно, куда и откуда я на самом деле возвращаюсь. Что-то мне удобнее делать тут, что-то – в Москве или, скажем, в Барнауле.

То, что мне нравится в русских – способность жить на всю катушку, активно общаться и веселиться, несмотря на порой отстойнейшие условия жизни. Люди творят, катализируют друг друга, дымятся и сыплют искрами. Кроме того, в современной российской жизни есть один момент, который для меня крайне важен – это отношение к рок-музыке. В Швеции она давно перешла почти целиком в область чистого развлекалова, прежде всего - потому что нация маленькая и шибко интегрированная в глобальные, то есть англо-американские, процессы. Что-то около 80% всех рок-артистов пишут и поют по-английски - понятно, девяти миллионов носителей языка недостаточно, чтобы составить базу для мощной субкультуры. Как не крути, но если пишешь на чужом, пусть хорошо знакомом, языке, это всегда будет не более чем культурным упражнением. Чем, собственно, шведский рок и является, большей частью – упражнениями в форме, хотя часто и блестящими. Но ты не вложишь в англоязычную песню своего сердца, и, как следствие, другой человек не откроет своё сердце для неё. Посмотри на шведскую клубную сцену – где она? Шведам никогда не понять, зачем набиваться в тесную квартиру, заплатив за вход, сидеть на полу, три часа слушая какого-нибудь чувака с гитарой, автора своих песен, и потом ещё долго не отпускать его. Да, это была одно из приятных моих открытий – что форма российского квартирника совсем не почила вместе с советской контркультурой, а прекрасно себя чувствует и весьма популярна.

Отдавая шведам должное, признаю – играть они умеют всё-таки куда лучше, научились за пятьдесят лет беспрепятственного доступа рок-н-ролла в пределы королевства... Я за последние два года пробовал музицировать с разными русскими рокерами, результаты были ужасными – люди могут быстро и точно стучать палками или лазить пальцами по гитарному грифу, но при этом совершенно не понимают, что такое рок-музыка. Я сразу с тоской вспоминал моих дорогих сотоварищей из Kurten.. Я знаю, что должен собрать бэнд в России, потому что Kurten не могут и не хотят ездить туда часто, но сейчас до меня дошло, что будет очень тяжко. Пока что мне помогают люди немного другого плана, известные в московских андеграундных кругах – Петя Акимов со своей могучей виолончелью и Хельга Патаки со своей коллекцией всяких дудок.

PM: Не достаточно шведских 9-и миллионов для формирования мощной субкультуры? Эх, чувствую, еще пару годиков и дадут китайцы жару по всем фронтам человеческой активности.
А как к музыканту, вопрос такой: Есть семь нот. Если взять десятинотную последовательность, то количество возможных звуковых комбинаций составит под 300 миллионов. Отнимем то, что не будет похоже на музыку. Скажем, процентов 99 отсеется. Останется 3 миллиона мелодий. Узнаваемых среднестатистическим человеком и того меньше.
Короче, как быть в современном мире художнику, чтобы его не обвинили в плагиате?

VK: А чего иронизируешь-то? Китайцы и так уже дают жару на многих фронтах – посмотри на бирки и ярлычки только, а касательно культуры – так она потому и малоизвестна на Западе, что во многом самодостаточна, а самодостаточна, потому что опирается на большое количество аутентичных носителей и потребителей, которые на своём культурном поле находят большую часть того, что им нужно. Мне кажется, нет причин сомневаться в её мощи и многообразии.

Нот у нас, в этой вот данной культуре, двенадцать – спроси у Шёнберга. У него же можно спросить, что похоже на музыку, а что нет (э, он помер на самом деле, ну да это не суть в данном случае). Вообще, в современном постмодерновом бардаке официальная точка зрения – что искусством является всё, что заявлено, как искусство. Или воспринимается, как искусство. Если же упроститься, то, наверное, отвечу, что плагиат – понятие скорее юридическое, чем культурное. Вот написано в законе, по каким пунктам плагиат определяется, если соответствует – значит да. А так – создавать что-то стопроцентно и ультимативно новое невозможно, человек просто не сможет воспринять то, в чём он не увидит или не услышит хоть чего-то знакомого. В каждой песне, в каждой мелодии будет какая-то часть, общая со многими другими, они растут друг из друга, почкуются и ветвятся. Перефразируя Джона Донна – no work of art is an island, так что, мне кажется, париться по этому поводу не стоит. Вот, пример навскидку – I can't get no satisfaction Стоунзов и Mr.Soul Нила Янга – практически один в один, а никто не нервничает особо.

PM: Напоследок, давай немного предметных радостей коснемся, как в тетрадке рыжей девочки: Какой сорт пива нравится? Какой фильм впечатлил? И какая книга сильнее всего запомнилась?

VK: Да, сразу вспомнились анкеты девчоночьи, в общих тетрадках, класс эдак 7-8... Самый волнующий вопрос был, куда сразу все смотрели – кто из противоположного пола нравится. Про пиво не было ничего... а что там могло быть, когда одно ”Жигулёвское”... да и то кончалось через час после открытия... зато радости-то сколько было! Ну, в последнее время западаю в основном на пшеничное нефильтрованное, в России это ”Сибирская корона белое”, а тут – не уверен, что пишу правильно – Hoegaarden, что ли? Номер два – Bud, хотя это многие и сочтут отсутствием вкуса. К кинематографу я эдак ровненько отношусь, в целом самые важные фильмы для меня были ”Обыкновенное чудо”, ”Сталкер”, ”Город мастеров”, из более новых – вот второго дня сподобился, наконец, посмотреть ”В голове у Джона Малковича”, неожиданно очень понравилось. Если копаться в чувствах и памяти, то, наверное, из писателей на меня самое сильное впечатление произвёл Джон Фаулз, ”Волхв”, лет десять назад, и ”Личинка” – совсем недавно.

(оригинал)

back